![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Делать нечего: бояре, Потужив о государе И царице молодой, В спальню к ней пришли толпой. Объявили царску волю — Ей и сыну злую долю, Прочитали вслух указ И царицу в тот же час В бочку с сыном посадили, Засмолили, покатили И пустили в Окиян — Так велел-де царь Салтан.
В записанном Пушкиным варианте сказки судья не фигурирует, а вот в записи Афанасьева, когда царь приказывает жену судить, судья произносит слова, упорно игнорируемые филологами, хотя они эти сказки обгрызли со всех сторон (впрочем, после зерен ягеля ожидать от филологов хотя бы минимальной наблюдательности как-то даже странно):
«Собрались, съехались люди старшие — нет числа! Судят-рядят, придумывают-пригадывают, и придумали царевне голову рубить. — Нет, — сказал главный судья, — выколоть ей глаза, засмолить с ребенком в бочку и пустить в море; виновата — потонет, права — выплывет».
(Народные русские сказки А.Н. Афанасьева, Том 2. Гос. изд-во худож. лит-ры, 1957. С.375)
Привычная нормальная языческая ордалия. А где, спрашивается, духовная скрепа? Где православное «перевернутое» понимание «божьего суда»? Сатанист какой-то этот ваш Афанасьев. Русские сказки нужно сжечь, однозначно. И Пушкина тоже. Чтобы не намекал.
